*** Охотники сидели на привале – Им было хорошо и трын-трава, - И пели. И шипеньем подпевали С горячих вертелов тетерева. От их костра пересыхали реки, И по Земле распространялся жар. И время сонно прикрывало веки И расширялось, как воздушный шар. Вселенная то полно раскрывалась, То снова скрадывалась в уголек. Но все ж вокруг охотников смеркалось, И вот уже один на землю лег. Он сонно указал на тушку птицы, Которую принес ушедший день, Сказал, как в первый раз: “Вот… это – птица…” Другой ответил: “Завтра… будет… день”. И дальше над костром сгущалась темень, И речь была все менее звучна, И это все напоминало время, Когда земным творениям в Эдеме Впервые назначали имена. январь 2005 ..^.. *** Что, если во всех предметах, которые перед тобой – Окнах, часах, тарелках, столе, клеенке – Никакой, к черту, суггестии, метафизики никакой, А так – полимеры, винтики-шестеренки? В часах ничего, кроме железок, стекла – И время не знает, что они его измеряют? Что, если в словах нет никакого тепла, А есть фонемы и буквы, которые все повторяют? Как тогда жить? Как тогда существовать? Как говорить с продавцами, гулять с собакой, Если ты знаешь, что нечего узнавать, Нечего ворошить, понимать двояко? И если весь мир увидит, что это так, То как же тогда будут радоваться невежды, Как замычит порнограф, как закричит дурак – “Слова и предметы избавились от одежды!” Но ты поймешь, что неправду они голосят. Все ровно наоборот. Эта правда угрюма: На стенах одни оболочки пустые висят. В витринах стихов громоздятся пустые костюмы. Потускнели у слов глаза, как монетный никель. Потайные смыслы застыли в предсмертной пене. Aut bene теперь о них, aut nihil. Ты выбираешь bene. “Прощайте, мертвые и горящие еле-еле. Прощайте, милые, вы хорошо меня грели. Сейчас я усядусь в красивый и теплый автобус. Куплю в магазине красивую теплую сдобу”. Обращаясь к трупам, не боишься вызвать их злобу. Но когда поедет автобус по мертвой плоти – Перекресткам, тоннелям, потом по родной мостовой, - То они оживут и с костями тебя проглотят. Жаль, что ты не успеешь признать эту силу живой. март 2006 ..^.. КРУГОВОРОТ Ударяясь об лед, Ощущаем ли мы его холод? Будет он от удара расколот Или выдержит нас и вберет? Совершая облет Над последними рубежами, Понимаем, куда убежали Те года, что никто не найдет. Реки вьются внизу. Пролетают березы и ели. До неведомой параллели Облака водный груз везут, Затемняют глаза, Нарушают пропорции света. Наступает холодное лето. Наступает над миром гроза. И, врываясь в желе, Смесь воды с молоком, с облаками, Мы летим дождевыми шарами, С каждой каплей – к земле. июнь 2004 ..^.. *** Я подавился небом! Короткий и жгучий вдох, И в горле забился нелепо Воздушный переполох. Никто не стучал мне в спину. А небо, внутри гомоня, Лопастями турбины Распарывало меня. Но, не дойдя до порога, Который меня позвал, Вдохнул я еще немного И небо небом изгнал. Я вышел вновь на тропинку, Видневшуюся вблизи. Как старая грампластинка Вокруг стержневой оси, Вокруг меня обращались Деревья, луга, поля. Я понял, тогда, качаясь, Что мне не страшна Земля, Что будет она в покое Со мною вместе кружить, И что, пережив такое, Можно все пережить. июль 2004 ..^.. УТРО ВЕЧЕРА О.В. Годичные кольца на срезе пня - Из обороты за память в ответе. На них все явления каждого дня, Включая тебя и включая меня, Хранятся надежнее, чем на дискете. Но мы разгадаем и без того: Чем тени длиннее - тем счастье полнее. Рассвет разъясняет значенье всего, Но вечер куда интересней его, Насколько бы утро ни мудренее. Спокойствие сделалось горячей, Когда наши лица закат перекрасил. Из мягкого золота этих лучей Рождается бесконечность ночей, Улыбки, объятия, чай на террасе. Ты не подписывалась на заем. Я не записывался добровольцем. Мы будем сидеть с тобою вдвоем, И не допьем, не уйдем, не умрем, Пока не распишем года по кольцам. июль 2005 ..^.. РУССКОЕ ПОЛЕ Здесь человеческий вой не отличить от собачьего. Он пробирает до медленного озноба. Русское поле, как в песне его ни выпячивай, Все равно остается плоским, что крышка гроба. Эти просторы, где сам себе кажешься маленьким - Часто и храбрый бежит от них без стыда. Русское счастье - надежнее сесть на завалинке, К дому прижаться всем телом - и так навсегда. июль 2005 ..^.. 20 ВЕК PAST Ты выйдешь на кухню и в чайник нальешь воды. Потом обожжешься и схватишься за волдырь. Ты будешь стоять с неподвижным лицом у окна. По радио скажут, что началась война. Ты выключишь плитку необожженной рукой. По радио скажут, что снова мир и покой. Ты сядешь за чайный столик, убьешь комара, Посмотришь в окно на антенны и флюгера, И чашка от крепкого чая станет черна. По радио скажут, что началась война. Ты ясно себе представишь глаза людей, В которые входит свет непонятных огней, И жизнь перед ними проносится в виде ином, В значении главном, неявном и коренном: О эти чудесные трудности и бега, Смешные невзгоды и милая маета! Молочные реки, кисельные берега, Цианистый калий, синильная кислота. июль 2004 ..^.. НА ТОНКОМ ЛЬДУ Тоше Сергееву Деревья на одном берегу. Деревья на другом берегу. Лед новый, и не крепче фарфора. И свежие следы на снегу. Здесь кто-то только что наследил. На тонком этом льду наследил. Темно, но рассветет уже скоро. И кто-то уже здесь проходил. Но кто бы это стал рисковать? Зачем ему собой рисковать? Затем, чтобы следами узоры На льду и на снегу рисовать? Узоры не останутся тут, Надолго не останутся тут. Морозы-Воеводы дозором Заметят и потом заметут. Под простыней из белого льда - Из тонкого и белого льна, - Не зная о следах и узорах, Колышется речная вода. Но что нам до студеной воды, Когда зимой не сыщешь воды? Есть реки, родники и озера, И их пересекают следы. январь 2006 ..^.. *** Время уже обгоняет меня. Мимо кустов, запыленных с краю, Ритма дыхания не храня, Я с отставанием пробегаю. Я начинаю теперь понимать: Лучше оставить свои попытки, Так как надежда его догнать Напоминает надежду улитки. Я останавливаюсь, дышу. На беговую плюю дорожку. И ничего не произношу, Просто живу себе понемножку. Слушаю и смотрю. Тишина, Только колотят виски настырно. Золото, серость, голубизна – Небо застыло. И все застыло. Заперты все замки на дверях. Спрятались даже собаки в конуры. Капли, созревшие на ветвях, Сосредоточенны и понуры. Сердце никак не уймется в груди - Сразу не успокоишь, не вынешь. Но и не нужно того – впереди Время, похоже, пришло на финиш. Быстро вокруг оглядеться, чтоб Что-то еще увидеть – однако Лишь чужеродное слово “стоп” На середине дорожного знака апрель 2004 ..^.. *** О.В. На пространстве слов, Которых я не сберег, Потерявших кровь, Размягченных в сырой творог, Не нашедших кров, Не обретших напор и власть - На пространстве слов Я уже не смогу пропасть. И теперь не из книг Возникают мои слова. Словно польский язык, Шелестит под ногами листва. Поднимаешь вмиг Говорящий кленовый лист - Как ни мал золотник, Дорог он, потому что речист. И дыханье ровней, И движенье - без запятой. В рюкзаке не Рабле, А какой-нибудь патер святой. Но всего важней - Это знаю наверняка, - Что руки моей Продолженье - твоя рука. Языком чужим Говорю я тебе слова. Говори, пиши - Все равно повисает провал. Но все мягче нажим Речевого карандаша. Мы идем и шуршим. Мы всегда ходили, шурша. октябрь 2005 ..^..