***(дневник марии) Я хотела тебе сказать, что альпийский ракитник в цвету, и глицинии, и боярышник, и ирисы тоже начинают цвести… Тебе бы это понравилось. Из дневника Марии Склодовской-Кюри …Был короткий дождь; в кабинете пахнет листвой, и бельем в тазу, и карболовой кислотой. А вчера принесли письмо “для месье Кюри”. Я опять курю; перестань меня укорять, я раскрыла окна – мне некому не доверять, если ты стоишь у двери, а с крыльца до садовой калитки бежать стремглав ровно те же твои двенадцать, мои тринадцать шагов. Опишу тебе, как живет, оживает сад, каждый день возвращаясь, оборачиваясь назад, вот послушай: альпийский ракитник опять в цвету, и глицинии, и ирис уже разомкнул бутон, ты бы сам всё увидел, если бы ты был там – как крыжовник юнеет и ветки кладет в траву, и боярышник плачет красным, и терпко еще во рту от зеленых яблок, которые не сорвать, и земля раскрывается: из нее течет молоко, и хлеб переламывается на два куска, да, ты слышишь молочный всхлип, я пишу взахлёб, но рука не бежит так быстро, и лампа жжет у виска. А под яблонями прохладно, утренний вдох так свеж, как вечерний, но только с листьев стекает свет, о, тебе бы это понравилось, если бы ты был жив, а мир оставался лжив, но мы знаем правду, и правда в том, что тебя нет, и даже легких следов не найти теперь на промытом гравии, а только в той глубине, где никто из нас никогда не будет вполне. И из этих глубин, отделяясь от притолоки дверной, ты выходишь в сад, чтоб собрать покой, как букет, а в моем дневнике подгорает уже бекон, потому что я засмотрелась, как тебя встречает левкой, рододендрон кладет тебе голову на плечо, вы стоите обнявшись – человек и его цветок, и подсолнух медленно крутит очередной виток, и корням его в глубине земли горячо. Если будут тебя искать под землей, найдут молоко из моего стакана, и хлебные крошки, и жимолость на ветру. Но никто пока не приходит и не просит тебя отдать. Это наша с тобой неразрывная благодать. Это дождь опять во дворе стучит по ведру далеко-далеко. ..^.. ***(мятлик) приходит дождь и уходит дождь, вот и всё. приходит солнце и остается. и что там в этой росе таится, не знает лист и не знает зреющий плод. и яблоня запахивает халат, и сорный мятлик поеживается в холод. и семя в землю падает, вот и всё. простое утро дышит, молчит, молчит. не скрипнет ни ветхая половица, ни ветка немым качаньем не отзовется. а только стоят лучи и стоят стволы. склоняет голову мятлик, о невелик, глаза умывает яблоня, о светла. и семя переворачивается в земле. взрасти мне сорное мятликово дитя, мой вечный дом, бугорок суглинка. мне будет дочери челочка и коленка, мне будет сыну яблочная щека. роса мне будет, но сам я пребуду весел. и яблоня освобождается от объятий. и мятлик лежит без сил. и семя на солнце щурится. вот и всё. ..^.. из цикла о водяной мельнице Я слышу, слышу, Водяная мельница поет: Созрело лето в глубине весны. Еще слетятся На веранды солнечные ваши Бессовестные птицы Клевать последний дикий виноград. …и продолжает: И в окно войдет седая ветвь. Спроси, спроси: вот яблоки грустны. Вот плодоносит Прежде робкая земля, и жарок Ее прощальный натиск, И тщится перепаханная грудь Реке молочной Дать начало; но начало есть. …и продолжает: выспроси меня, Пока мы можем Говорить о мрачном и конечном Как будто о хорошем. Вот бабочка садится умирать. Вот переполнен Миром мир – об этом – продолжай, Не прекращайся, не оцепеней На сладкой грани – Вот тогда об этой песне вспомни, Когда в твоей ладони Останется исклеванная гроздь. ..^.. ***(и впереди река) был красный дом, и впереди река. глубокая, почти до потолка. глубокая, отцу почти по пояс. глубокая. купались. где мель была, там всё и началось. там руки в воду падали насквозь и восставали в водном оперенье, но чувствовали синий потолок, побелку в тонких трещинах для зренья, и скорлупу, и облачный белок. был дом, из тонких трещин состоящий, как настоящий. мы гнездились там. там началась и крыльям, и хвостам и чешуя, и перья, и ещё – не вспомню, но глубокое такое, когда уходишь головой под плеск и из кровати видишь перелесок, верхушки ив, макушки двух холмов. спокойной жизни, - рыба говорит, - я сотня мов и рек, бери любую. а ласточка летает над тобою, над пропастью, над пропастью парит. ..^.. ***(грачи улетели) а во дворе железяку ломали. вкопанное вынимали. даша на даче и юся на даче. юся - дашина доча. а во дворе железяку терзали, грузили и увозили. даша на даче. сломали качелю. то-то будет печали. осенью-осень. грачи улетели и больше не прилетали. ..^.. про маму мама купила сумку с пошлым таким рисунком сумка увы удобна слушай, малышка, слушай слушай, как бьет баклуши голос внутриутробный мама не врет ни грамма мама помыла раму рифму себе и людям встань посмотри на небо трудно не быть на нервах в небе дрожит салютик мама, доешь салатик мама в моем халате прошлая молодая сядь на ее колени в небе цветут сирени вянут и опадают волосы не седеют раны помолодеют будут разрывы сбои мама купи купи мне небо в цветочной пене чтоб навсегда с собою. ..^.. ***(вербное) вот многое мое, чего не надо. во всем одна непрошеная нота. и не отнимешь, боже, ничего. и не отнимешь, Господи, ни грани на грани: ни минуты от мигрени, ни сколько мне Тебя еще просить, нисколько, ну совсем не помогает. да не отнимешь ни одной промашки, в кармашках дырки, мятые бумажки по сумочкам валяются с зимы. как стыдно, боже, за бардак кромешный. вот многое мое, чего не нужно: всё вынесут, всё приберут за мной, постель в который раз заправит мама. и цитрамон, и запах доктор-мома. и чем еще Ты не карал меня – там малое мое, чего не имем. за гранью мя утеши, амен, амен. не помогаю и не помогу ни маме, ни себе, ни добрым людям. за бабушкин диклофенак заплатим, на радуницу новые венки, на вербное поломанные ветки, на пасху воскресение навеки, и не забыть в химчистку позвонить, там выдадут нам белые рубахи, и головы расставят как на плахе, сомнут квиточек, перережут нить. вот ваше всё, нам велено вернуть. и пуговицы, мама, перешиты, и пятна, Боже, стерты, пережиты, я приберусь, ну что она звенит, гудит, болит, и не отнять ладони от глаз, и Мама Дева на иконе лицо увидит, но не обвинит. ..^.. вдогонку Свет мой зеркальце земной Как с такою со срамной Как с такою ты хозяйкой Будешь светлою лазейкой Мне б красивой да крапивой Мне по пальцам бы линейкой Посильней-ка побольней-ка Как отвлечься я не знаю Кроме болью и виной Не пеняю не меняю Повиси пока со мной Отрази меня от дома От наутрого бедлама Гостевала гулевала Всё чего не отдавала Говорила что нельзя – Всё забрали заиграли Отраженье замарали Всё от верха до низа Гули-горюшко мое Баю-болюшко мое На руках тебя качаю Приговорами врачую Кто бы мне бы побаюкал Побалакал покачал Положил бы с краю сбоку Уронил и закричал Кто бы выдумал спросонья Что цветет пастушья сумка Что под вишней спозаранку Лепестковая позёмка – Это свадьба у ворон Что наплаканные зенки Это с ветру накраснилось Это счастие наснилось Это в дом вошло везенье Возместило весь урон Нету горшего безумья Чем бездомье с трех сторон А четвертая стена Только в зеркале видна Да и там-то вместо стенки - Локти, косы да спина Свет мой зеркальце неверный Свет спасительный коварный Поверни мне времена Чтобы сердцу так не ёкать Чтоб не горе мне баюкать В развишневых пеленах Да в крапивных рукавицах Чтобы ты во человецех Свет мой зеркальце-провидце Было вся моя вина. ..^.. песенка пятачка куда идешь ты пятачок туда где родничок где что-то теплится в пыли безвестно на мели куда дожить туда дожить и вешку положить набрать воды нажить беды перестирать следы стыды на солнце просушить и в тряпочку зашить носить за пазухой и греть и от стыдов гореть к чужим стыдам и нем и глух и скажет винни-пух серьезно жили господа не ведали стыда и я кивну всегда ведом сгибаясь под стыдом ..^.. ***(настину и ире в калининград) 1 .............................дорогому настину пушистый мишка пишет королеве. он пишет о налете и облаве, об артобстреле, о хрипучей трели совсем ручных, совсем больных часов, о флюгере, о копоти нагара. а ветер гонит озеро на город, закрытый на засов. а ветер гонит дождь горизонтально для вдохов перорально и назально, для вздохов птиц, садящихся на мост, разрушенный давно и конструктивно, значение которого печально, как знанье мудреца - императивно: за тучами - предположенье звёзд. и, как психоз, немного реактивный, всё тот же самолет летит на уэст. но дальше, где кончаются озера, встает волна, длиннющая волна, похлеще лепрозорного забора. в заливе объявляется прилив. пуховый пашка пишет королеве, изрядно этим птиц развеселив. писать царям, писать без спецнадзора... ...приходит дождь, садится на кровать и тикать начинает, начинает. но некому следить и прозревать. 2 ....................................милой ире твой благотворный пишет королеве: “в театре кукол кончился молебен. спешите, королева, на шпацир. уж наш мудрец, наш либе штангенциркуль, наш метроном, наш тоже в чем-то царь своею тенью тропку исковеркал. нам надлежит исправить обелиск и обнести решетками могилу”. молебен стих, и воды стали близко. стеклянный дом на солнце замигал. твой пишет, пишет, пашет: ты готова показывать луизе корабли, смешно виляя по столу ладонью? зачем ты не противилась свиданью? уж лучше бы ты, блин, нашла мне якорь, не подпускала на три кабельтовых. всё тихо. зажигается маяк. окружности дерев загустевают. она идет, красива и мертва и она идет, неся язык как флаг, она идет, отбрасывая тень как шлейф, как интонацию в вопросе: возьми сейчас историю. надень. и от тебя единственной зависит, куда она теперь ее отбросит. плывет ладошка, оголяя осень. флотилия в последствиях парада, и в бортовом журнале дребедень. и тишина обнесена оградой. ..^.. ***(александру) …Выезжая из Мюнхена, ты видишь перед собой ноябрь, и страница открывается за страницей: на повороте – руки протягивают деревья, за поворотом рекламный щит отражает солнце. на повороте руки протягиваются к деревьям. за поворотом руки не протянет цивилизация. смотришь на облака. на солнце горит реклама. Так прохладно и солнечно просто не может быть на твоем пути: так не ляжет книга без трещины, без разлома. так не хочет сердце самим собой оказаться – но окрашены эти листья открытой кровью. от поворота тебя заслоняет солнце, но догоняют, упрашивают деревья: смотришь на облака – облака, облака, и только, – Никуда не сворачивай с пронзительного ноября, с оголенной трассы осеннего кровотока, где повороты строк укрываются за щитами, где далеко впереди земля раскрывает руки. где слова листвы сочтены и бегущей тенью – как “люблю, люблю” - осеняют тебя в дороге. ..^.. в америку вместо почты ...................................Майку (и Дайенн) 1 вот тебе письмо. долго же я не решалась написать тебе об этом – что ветка ели пошатнулась, когда в твой дом заходили гости. птицы в кормушке светились в лучах полдневных. некуда было деться с глазами, полными грусти. что вызывало жалость, ну в самом деле? не было в ней виновных. мы сидим на веранде. ты молча куришь. Дайенн выносит тортики на подносе. она красива в свои пятьдесят четыре. господи, что за цветы растут у вас под ногами. знала бы ты, какие у нас зацветут под осень. слова и дым идут от тебя кругами. глаза слезятся. пчела сидит на нектаре. что еще? до локтей обгорели руки. ни одной фотографии не осталось. нам на память как-то не захотелось. ветка еще качается, видишь, видишь. будете сыпать корм, ниоткуда жалость. будете стричь лужайку, господня милость. в сентябре непривычным именем назовете сорный цветок. или куст у калитки. 2 вот тебе письмо. долго же я решалась написать тебе об этом – что ветка ели отшатнулась, когда в твой дом заходили гости. ветра не было, слышишь, не было ветра. птицы не пели, а только сверкали. утро было как день. ступени крыльца белели, трескались, обнажались до самой кости. открывались вина. плоды исчезали сами. взгляды и дым текли на уровне шеи. пламенела, цвела распахнутая веранда. плечи поднимались, скулы косились. мимо шли минуты. не прикасались. здравствуй, миранда, как поживаешь, шерил: так говорят глазами. это я. как жаль, что мы не видались в жизни той. Дайенн сидит на диване. призраки то и дело ее обходят. если он спросит, что ты ему ответишь. этот не спросит: он уезжает в даллас. эта в нирване, штат юта. этот в дакоте. ветка еще шатается, видишь, видишь. ты идешь по ступеням, сухим, как кости: птицы проголодались. ..^.. *** (машук) я сегодня видела картинку, видела яркую картинку, сильно ей сопротивлялась: по горе высокой по машУку плывет расписная лодка с разными небесными дарами, и коробки бантами сверкают. гору по верху обплывает, тянется сама, без всяких весел, как бывает в старых мультфильмах, а в обычной жизни не бывает. а за лодкой полной божьим даром по горе высокой по машУку гроб плывет невидимый хрустальный, лодку толкает и качает. а за гробом ничего не видно, то есть не плавают за гробом ни столы, ни утки, ни деревья из растущих по горе машУку – только мой кусочек черной почвы, вагонный мой островочек, метроном с неведомым курсом крону за кроной обплывает. чья та лодка, знает только леска, чей тот гроб – одна литературка. я держу за ручку сумки книжки, и всего мне в жизни хватает. и вершина мне еще далёко, и мое сердце всё спокойно – вёслами машет и махает. ..^.. *** (про оленеводов) оленеводы севера богаты у них олени стройны и рогаты и санта-клаус борода из ваты хочу даров как будто в мире праздник мороз суров но santa is prokaznick пушных коров оленьих дразнит, дразнит хочу сиянья в северных селеньях сидеть в санях и ехать на оленях “олень-тюлень” рифмуя на коленях хочу снежинку с красотой фрактала хочу сосульку с запахом ментола хочу чтоб заметало, заметало что было бЕло чисто по приколу о север вертолеты ледоколы о санта-клаус счастье кока-кола о мы поедем santa мы помчимся к оленеводам в чумы постучимся с мешком подарков с бешенством бесчинства откройте нам мы санты мы из рая хочу хочу я только так играю я мордой в снег живу и умираю гробы-сугробы и сугробы-шубы оленеводы севера беззубы им дайте бубен вместо хуба-бубы а мне сиять. и засыпать в снегу. ..^.. ***(водой) Человек, несущий хрупкое, Уподоболяется хрупкому. Человек, несущий глупости, Вдруг становится ерундой. Человек, несущий пару коробок, Груб, а на поворотах робок. Человек насущный, но не вездесущий Видится мне водой. Человек, присущий миру, - неоспорим И кажется мне моим. Если даже я о бремени речь веду – Не его, а одну себя имею в виду. Человек мой вещий, которого мне дано, Как вещи какой текущей, – едва на дно, Человек живущий, который всегда одно – Потревоженная вода, - Говорит о ноше, и без ноши ему никак, Мол, никто еще не вычерпал родника, Уподобленного предмету каждому и любому, Называемого любовью, И человек идущий по лону вод несет всякую чушь, Полный короб несметных чувств, И себя несет, и меня несет от балды, Состоящую целиком уже из воды. ..^.. *** (сицилия) Там, где большое небо переходит в большое море, без островов, без единой точки до горизонта, мир завершается плавно, как солнечная скорлупка. На берегу на женщинах пляшут юбки: Sunday, ты слышишь, Domenica, слышишь, Sonntag, ленца в разговоре. Каждый случайный блик сбывается в полной мере, Се воскресение, слышишь, конец, начало, что бы какая барка ли шлюпка ни означала, мир завершается, ты понимаешь, Sunday, и ветер не тронет руки большого моря, полные парусами. сады borghese 1 da capo, lo facciamo di nuovo, и жизнь сворачивается, как листок на олеандровой ветке, выброшенной в кювет великий скульптор канова столько всего постиг – в каждом венерином завитке закон, и тайна, и свет мрамор блестит, как природный мрамор у статуй окисляются животы кроны пиний бесформенно застывают портьера сминается под рукой ветка ложится, ma dov’e’ il mio ramo, будет тебе другая, а той кранты, она умерла, и лестница винтовая ведет в небесный покой 2 tiralasu, morta e caduta это со всеми случится когда-то бурые листья литые круглы и четки словно кусок решетки deve essere chiuso, non c’e’ l’ingresso вспомнишь, как падали статуи с помпейских фризов и что об этом писала пресса на страницах общего интереса пеплом, вспомнишь, с изнанки еще подернут лист любой на оливе и южном дубе prendila, morta ed eterna scopri la vita delle due direzioni opposte, ambo le due controverse, l’una lineare e spirale l’altra веточка ядовитая теряет в весе только и остается что заголовок завтра “были туристы, лезли через заборы потому что очень хотелось приобщиться” ну так дай им смерти в темном дворе уффици в гулком парке боргезе на пыльном форо жажду в усохших веточках артерий словом лечи из уст и волос горгоньих cominciarmi da capo con la stessa vergognia non e’ da far piacere но это уже случается, так что здравствуй saro’ io la tua guida, conosci gia’ il programma господи, там, где листва твоя, твоя паства, кто-то один повторяет ее очертанья в виде медной, назад зеленеющей ветки – quindi, sono il tuo ramo краткое содержание Я оттого к тебе пришел, Что я теперь живу бессонно, Бессовестно, – почти бежал, Так захотел лица не собственного. Был с совестью – и с ней же спал, Не мучился почти нисколько, И огонек в груди плясал Горчей и горячей раскольниковского. А вот теперь сижу – поел, Прижался к батарее почками… Устал я, слышь, а наваял – Что с западниками, что с почвенниками – Всего-то на стакан креплён, Дощечку в траурном помосте… Зачем же я тебе наплел, С кем я дружил и пил по молодости? Я, друг мой, болен, занемог, Не чужд истерик, драк и паник. Я был пронзительный цветок, Но позже оказалось – папоротник, И суевериям назло Теперь я у тебя в обители, Где всё логично и светло, Как в самом лучшем вытрезвителе. ..^..