|
|
* * * * Снег в нетерпении прядет ушами и мерзлую калину ест, а всадник на балкон выходит при пижаме, хозяин здешних мест. И вот, перемахнув через перила, он прыгает в седло, в его руке вибрирует "мобила", "Кто говорит? Алло!" Вокруг - глубокие следы побелки, и в крапинку пожарный щит, он говорит: "Окей, забейте стрелки..." и снег спешит, проламывая грудью виноградник, спешит на Рождество, и постепенно бронзовеет всадник - врастающий в него. ..^.. ВАРИАЦИИ В кармане – слипшаяся ириска: вот так и находят родину, отчий дом. Бог – еще один фактор риска: веруешь, выздоравливаешь с трудом, сидишь в больничной палате, в застиранном маскхалате, а за окном – девочки и мартини со льдом. Сколько угодно времени для печали, старых журналов в стиле «дрочи-не дрочи», вот и молчание - версия для печати, дорогие мои москвичи. Поднимаешься, бродишь по коридору, прислушиваешься к разговору: «Анна Каренина… срочный анализ мочи…» Мысли мои слезятся, словно вдохнул карболки, дважды уходишь в себя, имя рек, «Как Вас по отчеству?», - это Главврач в ермолке, «Одиссеевич, - отвечаю, - грек…» Отворачиваюсь, на голову одеяло натягиваю, закрываю глаза - небывало одинокий, отчаявшийся человек. О, медсестры – Сцилла Ивановна и Харибда Петровна, у циклопа в глазу соринка – это обол, скорбны мои скитания: Жмеринка, Умань, Ровно… ранитидин, магнезия, димедрол… Лесбос бояться, волком ходить, и ладно, это - Эллада, или опять – палата, потолок, противоположный пол? ..^.. ЛОДКИ 1. Из всех вещей советских напрокат люблю прогулочные лодки: оставишь паспорт под залог - и ты свободен, брат, не позабудь бутылку водки. Когда в разгаре хладнокровный жор, весна и поеданье снега, любая лодка - это тренажер, макет ковчега. А значит я - диковинная тварь, как соки-воды, мясо-рыба-птица: скорей под переплет, в речной словарь, истолковаться и переводиться. О, весла, почему вас так зовут, кто автор этого похмелья? Какой-нибудь пещерный баламут, ведь в веслах - нет ни капельки веселья. Ты пристаешь, уткнувшись в эпилог и в берег, прорисованный небрежно: «Прощай, мой паспорт под залог. Целую, дорогой товарищ Брежнев…» 2. Твои глаза открытые понятно, и губы, обведенные помадно, на озере пустынно и прохладно, а главное - на озере бесплатно. То в зеркальце глядишь, то на природу, то на меня, то в зеркальце опять, и вот оно выскальзывает в воду, и то-то-тонет, то-то-тонет, бл.ть. Другое купим, но, представь, к примеру - зеркальный карп затеет с ним игру, и зеркальце другую примет веру, начнет метать зеркальную икру, заигрывать с погибшим водолазом, покуда мы в предложном падеже, и то и дело пахнет Тинто Брассом, и волосы - лобковые уже. ..^.. * * * * Я тебе из Парижа привез деревянную сволочь: кубик-любик для плотских утех, там, внутри – золотые занозы, и в полночь - можжевеловый смех. А снаружи – постельные позы: демонстрируют нам два смешных человечка, у которых отсутствует срам и, похоже, аптечка. Вот и любят друг друга они, от восторга к удушью, постоянно одни и одни, прорисованы тушью. Я глазею на них, как дурак, и верчу головою, потому, что вот так, и вот так не расстанусь с тобою. ..^.. * * * * Выходные друг дружку берут за грудки, хладнокровны огни «Военторга», у таксистов заляпаны грязью гудки - раздраженья, испуга, восторга. От того и сбегаем с тобою на юг, будто мед с молоком выкипая, и одежде - писец, и надежде - каюк, ледокол, производства Китая. Пусть январь, одряхлев в коктебельском Крыму, как из тюбика пасту зубную - неспеша начинает выдавливать тьму, демонстрировать челюсть вставную. Опускается солнце в морскую золу, зеленеет бутылка абсента, мы в заброшенном улье разбудим пчелу и ее изберем в президенты. ..^.. * * * * Стихи о дожде - из воды: по капле согласных и гласных, согласных на то, чтоб труды мои не пропали напрасно. Когда ударения ждут и требуют кровельной жести, когда вдохновение жгут и лепят из мяса и шерсти. Взлетай, зарывайся, плыви, и слушай гортанную реку, стихи о тебе - из любви к другому совсем человеку. ..^..