В джунглях нет, говорят, прошлогодней подстилки, как в наших
Худосочных лесах, потому что все в дело идет.
Смерть есть жизнь, жизнь есть смерть, а в конце только черная сажа,
Элемент номер шесть, порождение звезд, углерод.
Порождение звезд, углерод, упакован в алмазы
Под давленьем глубин, и подсунут, как рыбе блесна.
Он приятен на вид. Остальное - лишь пышные фразы.
Независимость. Родина. Племя. Свобода. Война.
Вот боец удалой с погремушкою и с автоматом.
Вот богиня судьбы, слабоумна, глуха и слепа.
Мухи к мухам, котлеты к котлетам, караты к каратам.
За бабло. За металл. За алмазы. За маму. За па.

Войдя через известные ворота
(Убить Макбета шансов никаких),
Пошебуршился, сколько мог - и стих,
Как повелела матушка-природа.

Скользнув, как нИндзя (или как ниндзЯ?),
Из матки в гроб... Ну, правда, есть детали,
О том, как дни и годы пролетали,
Но вот зачем - понять никак нельзя.

За ним следили ангелы с небес
И волновались: Ну, давай, чего там...
Все обернулось скверным анекдотом,
Без юмора, и смысла тоже без.

Корм снова оказался не в коня.
И каждый раз такая вот фигня.

Не ведает балованный Фортуной,
Сколь много раз он чудом уцелел.
Мог заболеть тем-сем - не заболел,
На нож не напоролся ночью лунной,

Чуть разминулся с бешеной лисой,
В лесу гуляя, и не унывает,
И никогда он дома не бывает,
Когда приходит Кое-Кто с Косой.

Но для чего Фортуной он храним
От клеветы, чумы, ножа и пули?
А просто та по жизни капризуля,
И нрав ее вообще необъясним.

Чуден Днепр. Жива старушка.
Танки быстры. Ночь нежна.
Куроногая избушка.
Покоренная Луна.

Птица-тройка. Туз. Семерка.
Померла, так померла.
Лучше водка, чем касторка.
Можно даже из горла.

Где яйцо, там сковородка.
Где старушка, там топор.
Где прищур, там и бородка.
Где не надо, там простор.

Мчатся тучи, вьются тучи,
А под ними - статус-кво.
Всякой твари мы покруче,
Только толку-то с того.

За очень правильные взгляды,
За все хорошее ваащще,
Мы шли под грохот канонады,
Куда телят гонял Кащей.

Там в берегах кисельных реки
Струились кровью с молоком,
И шли варяги прямо в греки
Свиньей, фалангой и гуськом.

Коварно сказку сделав былью,
Летал волшебник Черномор,
Наколдовав стальные крылья
И сердце - пламенный мотор.

Служа отечества оплотом,
Любой нестреляный кулик
Гордился так родным болотом,
Что был разумен и велик.

Себя раскаяньем терзая,
Как завещал философ Кант,
Писали зайцы про Мазая
Разоблачительный диктант.

Звенят граненые стаканы,
Сидит русалка на ветвях,
И Курбский кровь за Иоанна
Лиях как воду и лиях.

Печаль моя светла,
Как Моцарт в птичьем гаме,
Как в Йозефове, вспять
Затикали часы.
Чего уж там теперь -
Раскидывать мозгами.
Потом не соберешь
С газетной полосы.

Такие времена.
Бывало и похлеще.
Раз нечего терять,
Тогда о чем вообще.
На выход, говорят.
Не забывайте вещи.
А, впрочем, ерунда.
Выходим без вещей.

Пришедший из другого исторического периода
Сначала произносит слова и предложения,
Звучащие, как бессмысленный лепет идиота.
Потом понимает - так не выйти из окружения
Фактов, неисчислимых, как в Бразилии дон-Педро,
Да и просто не выжить в неподходящей среде.
Человек разумный обычно не мочится против ветра
И, по возможности, не пишет вилами на воде.
Он даже и слова милует, как скотов бессловесных,
И не посылает в пустыню, где горячий песок.
Постепенно он учится подделываться под местных
И не соблазняться веревкой или пулей в висок.

Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге...
(С. Есенин)

Если скажешь "халва" -
Станет сладко, такая примета.
Есть забвенья трава,
А вот корня бессмертия нету.
Все таскаешь слова
Из огня, как таскают каштаны.
На плечах голова,
В голове шебуршат тараканы.
Там прибраться пора,
Накопилось порядочно хлама.
Просыпаясь с утра,
Ожидаешь Грядущего Хама.
От нехватки Добра
Повторяешь священные мантры.
Говорят, что вчера
Плыли в нашей реке саламандры.
Видно, с ними война,
Как писал один чех пред войною.
Все накрыла волна.
Ну и как теперь жить под волною?

Я забыл, что небо сине,
Я забыл, что люди - бремя,
Хоть похоже на Россини,
Только время... в общем, время.

Я забыл, какого хрена,
Я забыл, в какой беде я.
Хуже рака и гангрены
Грандиозные идеи.

Я забыл, какая лажа
Эта ваша буря в луже.
Тяжела уже поклажа,
А потом стократно хуже.

Я забыл, зачем, играя
В то, во что играть не надо,
Я сказал - не надо Рая,
Надо грохот канонады.

Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?
(Рим. 7:24)

Мыслишки сплошь бесчинные.
Не жисть, ваащщще, а жесть.
Есть органы причинные,
И следственные есть.

Тут не поможешь спорами.
Сплошной детерминизм.
Научными приборами
Обложен организм.

Ух, прописать всем ижицу,
Разделать под орех...
Для зла законы пишутся,
Закон рождает грех.

Над нами время трудится,
Пространство, вещество.
Один, смотри, не судится,
Другой уже того.

Что врать, как сиву мерину,
Что попусту болтать.
Все взвешено - измерено,
В ночи придет, как тать.

Не сами мы, хоть думаем, что сами.
Мы, впрочем, и плевок сочтем росой.
Смерть не с косой приходит, а с весами,
И это много хуже, чем с косой.

Внутри у нас светло не нашим светом,
И нам тепло не собственным теплом.
Ну а платить-то будет кто за это?
Дышите глубже. Впереди - облом.

Не заплативши вовремя за газ,
О том, о сем болтая без умолку,
Хлобысь - светильник разума угас,
А сердце бьется. Только хули толку.

Муму не тонет, сука. Нахрен лиру.
Как в людях чувства добрые... того?
Из ничего и выйдет ничего.
Нет трупа - не удастся и Шекспиру.

Герасим уж и так ее, и всяко.
И с камнем, и без камня, и в мешке.
А та через минуту на песке -
Гав-гав! Давай еще играть! Собака...

В итоге - тема крепостного быта
Вот так вот и осталась нераскрыта,
Локомотив истории заглох.

Совсем не встал проклятьем заклейменный,
Как ни старался хор краснознаменный...
А что Муму? Зубами ловит блох.

Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города
(Н. Гумилев)

Если выкрикнуть "Ура!"
И вложить всю душу в это,
С места сдвинется гора
И припустит к Магомету.

Если скажешь "Ё-моё!",
Но с душою, с выраженьем,
Станет правдою вранье,
А победа - пораженьем.

Если нахер всех послать,
Без изьятья, абсолютно,
Воцарятся тишь да гладь,
Станет пусто и безлюдно.

И улыбка, без сомненья,
Вдруг коснется ваших глаз,
И хорошее настроение
Не покинет больше вас.

Зарыдают лоси,
Загрустит барсук
(В. Шефнер)

Болтается в петле,
Болтается без дела,
Как дикий обезьян
На собственном хвосте,
Вполне уже совсем
Бессмысленное тело,
На, в общем, небольшой,
Но страшной высоте.

Так вот она, любовь,
Что двигает светила,
Но только иногда
Бывает очень зла.
Не лучше ль за бухлом
Сгонять, раз не хватило,
Иль мирно забивать
С соседями козла?

Не лучше ль никогда
С жестокими не знаться,
Не писать кипятком
От пламенных страстей?
А вместо чем с бабьем -
Духовно развиваться
И вдумчиво внимать
Последних новостей?

Выпал с третьей попытки
Пушистый и мягкий снежок
И лежит на земле,
Как теленок в рождественском хлеве.
Да, я помню, конечно -
За мною остался должок,
От зимы вдалеке
Я о Снежной забыл Королеве.
Я забыл об осколке,
Который мне в сердце попал,
И торчит до поры,
Активируем снежною вьюгой.
Надо троллям сказать,
Чтобы больше не били зеркал,
И без них тяжело
Мировою зимой, Калиюгой.
И без них тяжело,
Даже если сугробы в цвету,
Если небо в ударе,
Полярным сияньем пылая.
Мы стоим на мосту.
Мы все время стоим на мосту,
Правый берег покинув,
На левый ступить не желая.

Зверь (просто Зверь, с большой буквы, ибо несравним ни с кем)
И раньше мог перехитрить любого охотника, так что необходимости
В дальнейшем совершенствовании системы самозащиты у него не было,
Кроме, разве что, страсти к совершенству, одолевающей порой
Самых неожиданных тварей в самое неожиданное время.
Тончайший контроль сознания, когда охотник либо промахивался,
Либо вообще не решался стрелять, жалея губить такую красоту,
Был, пожалуй, избыточным решением, но, несомненно, элегантным.
Впрочем, менее элегантным, чем полное переписывание сущности Зверя
В центральную нервную систему охотника в момент выстрела. Необычно,
Но кто бы из нас отказался полюбоваться красотой собственной шкуры,
Сброшенной за ненадобностью и повешенной на стену, если бы она
Была хоть вполовину столь же красива, как красива шкура Зверя?
Однако, и это оказалось лишь промежуточным шагом, ибо, открыв
Иллюзорность смерти, Звери сочли остроумным якобы дать истребить
Себя, прикинувшись вымершими. Вероятно, им надоела наша песочница,
Где перепуганные карапузы, мнящие себя взрослыми, играют в убийства,
Которые они полагают столь же возможным и важным делом, как и выпекание
Песочных куличиков с помощью лопатки и совочка, в то время, как песчаный
Вихрь, сформировавший их собственные тела, длится до перемены погоды.

Бессоница, подавленность, тоска,
Кто перепил, кто недопросветлился,
А мир опять таинственно продлился
Воды коловращеньем и песка.

И к кобуре потянется рука,
И каждый нерв, как провод, оголился,
Еще один затейник застрелился
Очередного ради пустяка.

Жизнь - это сон, рассказанный глупцом.
Графиня изменившимся лицом
Из тазика лакает корвалол.

Вода течет, и сыплется песок,
И ангельский быть должен голосок.
Ворона каркнула лисице - LOL.